Продолжаю.

Дед вернулся через неделю. Молча прошел в избу, уселся на табурет. На осунувшемся лице блуждала улыбка.

-Не томи Прокопий, рассказывай,- не выдержала жена,-отпустили или снова заберут?

Дед ухмыльнулся:

-Не заберут. Кишка у них тонка противу нашего Мишки. Он им прямо сказал: «Арестовав отца, вы на мое имя тень напустили. Бандитам того и надо, чтобы фамилию Б. опорочить». В уезде сначала на дыбы, мол, раскулачивать меня надо. Пришлось Мишке до самого верху дойти. Там-не дураки, кумекают што к чему. Приказали отпустить, да еще и извиниться велели передо мной. А на что мне их извинения, к забору не прибьешь. На мельницу поеду с Тимофеем. Скажи, мать, Косте, пущай лошадь запрягает и возьмет с собой все полагающееся.

-Может не поедешь на мельницу, Прокоп. Пить ведь будете до беспамятства, а у тебя со здоровьем, сам знаешь, не все ладно. Поберегся бы.

- Да не каркай ты.

- Так намедни же стонал всю ночь.

-Ну, и што? Не след говорить о здоровье мимоходом. Сколько господь отпустил, больше не протяну, все мы там будем.

…Когда Прокопий проснулся, сквозь узкое оконное стекло уже пробивалась полоска света. «Погожая погода должна быть»,-подумал Прокопий, расправляя занемевшие плечи, и тут же ухмыльнулся: «А на черта им сегодня, погода. Дождь, солнце-все одно, когда в голове туман».

Он глянул на две опорожненные четвертные бутыли и немного поморщился: на двоих с братом осушили до донышка. Хоть бы каплю на похмелье оставили. Прокопий криво улыбнулся: «Э! Когда у них эта капля оставалась..»

Так было заведено с незапамятных времен. Первая жена, моя родная прапрабабушка родила четырех сыновей и дочь. Михаил, мой прадед, 1899 года рождения(причем 31 декабря, на заре нового 20века), был старшим. Бабушка надорвалась от тяжкого труда и чахла на глазах, а дед бурчал: «Все хвори от лени».

Она покорно несла тяжкий крест, не роптала, не стонала. Знала-так жили ее родители и сотни других женщин, и никогда не слышала от них жалоб. В начале 20х годов у бабушки открылось сильное кровотечение, она слегла и больше не встала.

Дед долго крепился бобылем, но в большом доме нужна была хозяйка, и он привел в семью новую жену, сельскую учительницу. Детей она держала в строгости, и не дай Бог кому то без спроса взять хотя бы краюху хлеба. Даже повзрослев, собираясь на охоту, парни украдкой укладывали сухари.

Как ни странно, властный Прокопий не перечил жене, спокойно воспринимал новые порядки в семье. Одно было непременно: после окончания сезонных работ уезжал из дома на несколько дней на мельницу, где вдвоем с двоюродным братом Тимофеем отводил душу. Обычно брали две четвертные бутыли самогона. Отвозившему их Константину отец наказывал:

- Ты того, сынок, не забывай нас дня через два проведать.

-Да знаю я, отец, привезу еще бутыль на похмелье.

- Правильно, а лучше две.

- Могу и две, да боюсь - одна лишняя будет.

Пили по черному, выходили из запоя тяжело. Прокопий с завистью взглянул на храпевшего на соседнем топчане Тимофея. Брат спал безмятежно, его храп порой переходил в затяжной свист и тогда Прокопий не выдерживал: «Да проснись ты, Соловей-разбойник! Мочи нет слушать»

«А-а, што-о?»- бормотал сонный Тимофей и, перевернувшись на другой бок, продолжал свой художественный свист. Прокопию ничего не оставалось, как, накрывшись с головой одеялом, завалиться на топчан. Сон был лучшим в данном случае лекарством. С приездом Константина жизнь возвращалась.

--Какой чудный напиток, скажи, Тимоха!

- Скажу: лучше не бывает. Стакан, всего-то глоток, а как кровь гоняет по жилам.

-Теперь жить можно. Голова ясная, душа поет.

-А што нам мешает спеть нашу любимую,- предлагает Тимофей и заводит:

«Бродяга к Байкалу подходит…»

«Рыбацкую лодку берет»,-подхватывает Прокопий.

Дед не знал трудов восточного мудреца Омара Хайяма, но мог бы с полным правом вслед за ним воскликнуть: «Если нынче не выпить вина, то когда?»  

P. S.

Как бы дед Прокопий ни храбрился, а история с раскулачиванием его сильно надломила. Как потом выяснилось, главной причиной бед стала кожевенная мастерская. В период массового забоя скота, когда для выделывания кожи требовались дополнительные силы, дед вынужден был нанимать подручных. Ярлык «кулак» приклеили-не отодрать, последствия известны-арест неминуем. В 1929 году, в разгар компании по раскулачиванию, деда могли запросто упечь за решетку, а оттуда далеко не все возвращались. Сыну Михаилу, к этому времени наркому юстиции, освободить отца стоило больших усилий. Дед же заметно сдал и однажды сказал Константину: «Сынок, старею я, вся надежда на тебя. Мишка в Иркутске, ты теперь за старшого, принимай хозяйство. У тебя получится, ты нашей, крестьянской закваски, справишься».

А деду всего то 53 годка. Через два года его доконал коварный и неизлечимый рак..

Часть 3

Деда Миша-командир отряда

Неделю отряд чоновцев гонялся за бандой Кочкина. Хитрый, коварный и умный Кочкин словно сквозь землю провалился. Он знал каждый хутор, каждый бугорок, каждую лесную трущобу, и притаиться, залечь на дно ему не представляло труда…

Продолжение следует