26 августа 1918 года в Чите пала советская власть. А накануне, утром 25 августа, произошло самое крупное ограбление Читинского банка, из которого были вывезено большое количество золота, серебра и бумажных денег. В советский период в этом обвиняли исключительно анархистов, которых возглавлял их местный лидер Пережогин. Ценности у них большевики изъяли в Благовещенске, где некоторое время ещё держалась власть Советов, самого Пережогина там же убили в перестрелке.

Этому ограблению посвятили главы своих романов писатели Константин Седых и Василий Балябин. Есть красочный эпизод и в фильме «Даурия», снятом по роману Седых. Однако, кроме отряда анархистов, который действительно участвовал в ограблении банка, был ещё как минимум один отряд, имевший к этой истории самое прямое отношение.

Сомнения Дмитрия Шилова

Вот, к примеру, что говорилось в обращении «К трудящимся братьям!», с которым в те августовские дни 1918 года выступил Дмитрий Шилов — один из советских лидеров Забайкалья: «Сегодня ночью два отряда, предводительствуемые разложившимися морально людьми, пользуясь доверчивостью караула, разграбили золото в Государственном банке и бежали, изменчески предавая товарищей».

Вскоре после окончания гражданской войны к этому происшествию вновь вернулись. В 1923 году Иван Резников, бывший в 1918 году редактором газеты «Забайкальский рабочий», а в августе того же года и секретарем Урульгинской конференции (на которой было принято решение о прекращении открытой борьбы с белогвардейцами и переходе к партизанским методам), опубликовал протокол той конференции, чудом его сохранив.

Сам же он о тех событиях написал так: «Дело выдачи золота, ошибочное само по себе, было недостаточно урегулировано, чем воспользовались анархиствующие элементы, и в ночь с 25 на 26 августа, назначенную для эвакуации советской власти из Читы, произошло разграбление воинскими частями и группой анархиста Пережогина Государственного банка и Горного управления».

Дмитрий Шилов тогда же бросил Ивану Резникову упрёк, что он опубликовал протоколы Урульгинской конференции без комментариев. Он считал, что «горячечные выступления некоторых товарищей легко понять в болезненно-нервной обстановке того времени, но превращать их в исторические документы, характеризующие облик погибших товарищей, — несправедливо и непростительно».

После этого в советский период ни в один из сборников документов по истории гражданской войны в Забайкалье, Сибири и на Дальнем Востоке, в которые попадал протокол Урульгинской конференции, глава, посвященная ограблению банка, уже не включалась.

А вот какую фразу довелось прочитать в хранящихся в бывшем читинском партархиве замечаниях на рукопись романа Ильи Чернева «Мой великий брат» все того же Дмитрия Шилова: «…Сцену с делёжкой золотого кирпича на вокзале, хотя она и была в действительности, надо изъять из романа, так как она бросает тень на кларковскую сотню и советский отряд». Это было написано в 1952 году.

Все эти высказывания объединены какой-то недосказанностью. О каких двух отрядах шла речь в листовке 1918 года? О каких воинских частях, участвовавших в ограблении, писал в 1923 году Резников? На каких товарищей бросал тень протокол Урульгинской конференции? Какова всё же реальная роль в тех событиях советского отряда? Этот список вопросов можно было бы и продолжить.

«Саранча»… в портупеях

«На наш разнесчастный городок налетела саранча гастролёров из Иркутска, — с горечью писала 6 августа 1918 года газета «Забайкальский рабочий». – Приехали люди военного вида, увешанные ремешками, биноклями, побрякушками, словно цыганская лошадь. У каждого в кармане мандат, что он член или инструктор Сибирского военного комиссариата, и не простой рядовой, а повыше. Заняли эти господа «Селект» и «Даурию» и пошёл разгул вовсю. Шампанское рекой льётся».

В этот же день, 6 августа, как удалось узнать читинскому краеведу Артёму Евстафьевичу Власову, военные – именно с мандатами сибирского военкомиссариата – разоружили несколько милицейских участков Читы.

Милиции города был нанесён тяжёлый удар. 7 августа на общегородском собрании служащих и милиционеров (на нём присутствовало 117 человек) эту злую и беспардонную акцию военных расценили как недоразумение, – настолько это было неожиданно и неестественно. Но в то же время собрание назвало её исполнителей не иначе как уголовным элементом. Эти небольшие штрихи являются весьма важными для понимания того, что же произошло 25 августа.

На Урульгинской конференции советских работников было принято решение телеграфировать по всей линии железной дороги об аресте следующих лиц: 
1) Половникова, 
2) Голикова, 
3) Гетоева, 
4) Статуева, 
5) Чукина, 
6) Брюкова, 
7) Шелестова, 
8) Караева, 
9) Балка и 
10) Пережогина.

Именно этот список был отправлен по телеграфу из Урульги по всем направлениям.

С анархистами Пережогиным и Караевым всё ясно. А вот об остальных стоит сказать отдельно.

Верховный главнокомандующий войск Центросибири Пётр Клавдиевич Голиков пробрался в Западную Сибирь, партизанил, затем был на партийной и советской работе, не стало его в 1936 году. К истории «золотого обоза» он, похоже, отношения не имел.

Ничего не удалось узнать о судьбах Статуева, Чукина, Брюкова и Шелестова. Мне даже до сих пор не известно, кем они были в тот период.

Бывший полковник Балк являлся сотрудником главного артиллерийского управления Сибвоенкомата. «Говорят, — писал в своих воспоминаниях Дмитрий Шилов, — что, когда белые вывели его на расстрел, после жестоких пыток, он, собрав последние силы, мужественно запел «Интернационал».

Так это или нет – неизвестно, также как и не известна партийная принадлежность военспеца Балка. Расстрелян же он был предположительно в августе 1919 года. Скорей всего, он входил в отряд Половникова-Гетоева.

Весьма заметной фигурой тогда был и Зиновий Степанович Метелица кадровый казачий офицер, сразу вставший на сторону красных. Как считает краевед Виталий Апрелков, Метелица был исключением из общего правила: «Из всех кадровых офицеров (не тех скороспелых выпускников военного времени, из числа которых вышло много красных командиров – авт.) ЗКВ, вернувшихся с фронтов Второй Отечественной войны, к красным примкнёт только подъесаул З. Метелица, дворянин из Белоруссии».

У красных он стал командиром 1-го Аргунского казачьего полка, с которым отличился в боях с семёновцами весной 1918 года. В конце июля его направили на Прибайкальский фронт, где он сначала возглавил одну из двух дивизий этого фронта, потом стал начальником фронта. 31 июля верховный главнокомандующий Пётр Голиков издал приказ: «Отъезжая сего числа в г.г. Селенгинск и Троицкосавск по делам службы, за себя оставляю начальника штаба Верховного командования станичника Метелицу».

Через несколько дней белочехи высадили десант у станции Посольской. В бою около этой станции, по воспоминаниям Валентина Рябикова и Дмитрия Шилова, Метелица погиб. Но они пользовались слухами, ибо в том бою не участвовали. Участник же того боя Арманд Мюллер писал в своих мемуарах, что небольшой группе бойцов, которую кроме него самого возглавляли Морозов и Метелица, удалось отойти на восток. Позже они разделились на несколько групп.

«Метелица с полутора десятками бойцов отправился на запад», — писал Мюллер.

Но вскоре он попал в плен. В Государственном архиве Забайкальского края хранится копия опросного листа №3456, составленного Зиновием Метелицей 12 сентября 1918 года в Читинской областной тюрьме. Возможно, что его и бойцов его отряда в тюрьму доставили вместе с частью людей отряда Половникова-Гетоева, что породило легенду о том, что Метелица был в этом же отряде.

А вот что позже писал в своих воспоминаниях участник гражданской войны Николай Тяжелов: «Перед самым падением Советской власти в Чите Метелица организовал кавалерийский отряд, в котором было человек 150, в отряд вошёл и Гетоев. Отряд намеревался пройти по долине реки Ингоды до её верховья, затем хребтами в Монголию и через неё в Туркестан, где соединиться с частями Красной Армии.

Белогвардейцы распространили слух, что комиссары увозят золото. Путь отряда по долине реки Ингоды сопровождался боями с людьми, охотившимися за золотом. В верховьях Ингоды, в селе Танга, отряд взял проводника, который, оказавшись предателем, бежал и привёл белогвардейский большой отряд. Метелица, Гетоев и другие бойцы отряда были взяты, доставлены в Читу и заключены в тюрьму».

Похоже, что все эти сведения касались одного и того же отряда, к которому, правда, отношения не имел Зиновий Метелица.

«В местную тюрьму, — информировала читателей 14 сентября 1918 года «Забайкальская Новь», — доставлена большая партия большевиков, задержанных на татауровской ветке с большим количеством золота, оружием, пулемётами. По слухам, при задержании этой шайки произошло кровопролитное столкновение, в результате которого часть шайки перебита».

В июне 1919 года комендант города Зеи подпоручик Дебрский допросил некоего А.Л. Канторовича, который, в частности, сообщил, что в прошлом году, когда он был в Чите, «слышал, что человек 160 конных красноармейцев, под командой прапорщика Половникова, который был председателем Сибирского военного комиссариата, отправился в Монголию».

Кто же такие, Половников и Гетоев, возглавлявшие не только отряд пытавшихся прорваться в Монголию красноармейцев, но и «гастролёров из Иркутска», о которых с таким возмущением писал «Забайкальский рабочий»?

Бывший прапорщик, меньшевик-интернационалист Павел Никанорович Половников в апреле 1918 года стал председателем военного комиссариата Центросибири, а до этого некоторое время командовал Омским военным округом.

«Это был человек незаурядных организаторских способностей, большой воли и энергии… он, на мой взгляд, — писал хорошо его знавший Дмитрий Шилов, — тянулся к штабам и специалистам и изрядно побаивался революционной массы, как это было свойственно многим социал-интернационалистам».

Полной противоположностью ему был Хаджиоман Ельбиздукович Гетоев, профессиональный революционер сложной партийной принадлежности (одни считали его анархистом, другие – левым эсером). Начиная с 1905 года он неоднократно арестовывался, несколько раз бежал из тюрем, в 1910-м был сослан в Сибирь, где и встретил революцию 1917 года. В августе 1918-го он стал начальником штаба Главковерха Центросибири. Они то и пытались пробиться на запад с «золотым обозом».

Пленение отряда Половникова и Гетоева, гибель их в семёновских застенках как бы снимали с них всяческие подозрения насчёт их участия в ограблении Читинского банка. Всё изменилось после находки, сделанной в 1968 году.

Журналистское расследование

«Признаться, нам ещё никогда не доводилось видеть так много золота, — написали Леонид Фадеев и Ростислав Филиппов в очерке «Кровь на золоте», опубликованном в «Забайкальском рабочем», — перед нами лежал металл без всяких прикрас: тяжёлые, почти по килограмму, слитки. На обратной стороне чёткие оттиски: «Ирк. палата, 1918, Фун. — зол.».

Первый слиток совершенно случайно нашёл пятиклассник Коля Писаренко. Через некоторое время его отец Иван Федосьевич провёл раскопки на месте находки и обнаружил ещё три слитка. Об этом он сообщил в Тангинский сельсовет.

Вскоре в село Танга прибыла специальная бригада из Читы, которой был найден в том же месте ещё один слиток. Государству было сдано около трёх килограммов золота. Это было зимой 1968-го, а летом того же года заместитель начальника ОБХСС управления общественного порядка при Читинском облисполкоме Михаил Судьин сообщил журналистам «Советской России», что в Тангу послана экспедиция для поисков золота.

Ей ничего не удалось найти. Как рассказал журналист «Забайкальского рабочего» Юрий Нестеренко, позже в тех местах пытался проводить раскопки один предприимчивый деятель из Читы. Говорили, что он нашёл конскую сбрую, прочие мелочи, но золота обнаружить ему не удалось.

В том же 1968 году журналисты из «Забайкальского рабочего», а вслед за ними и их коллеги из «Советской России», провели своё расследование-исследование, пытаясь найти ответ на вопрос: как золотые слитки оказались в тех местах. Два свидетеля помогли кое-что прояснить. Местный старожил, родственник семьи Писаренко, Фёдор Филиппович Карелов и участник гражданской войны, читинский краевед Николай Сергеевич Тяжелов дали, так сказать, свидетельские показания.

К фактам, приведённым ими, обратимся чуть позже. Пока же напомним, что к мемуарам необходимо относиться достаточно критически. Тот же Тяжелов в 1960 году утверждал, что слухи о «золотом обозе» распространяли белые. Более того, он утверждал, что этим отрядом командовал Зиновий Метелица. Как выяснилось, последний к истории отношения не имел.

После тангинской находки Николай Тяжелов рассказал журналистам: «Перед падением советской власти в Чите из города вышел отряд красногвардейцев под командованием Харитона Гетоева и Зиновия Метелицы. У них было золото».

Возможно, что его ввели в заблуждение воспоминания бойца того отряда А.А. Лоншакова, их привёл в изданной в 1966-м (за два года до тангинской находки) книге о Х.Е. Гетоеве «Жизнь за народ» её автор А.М. Дзагуров. «В селе Танга, — якобы вспоминал А.А. Ланшаков, — мы встретили арестованных из нашего отряда – более ста человек, в том числе Гетоева и Балавникова (видимо, Половникова – авт.), а также Метелицу…»

Так вот, подчёркнутой фразы в тексте воспоминаний А.А. Лоншакова, хранящихся в читинском партархиве (а на них именно ссылался А.М. Дзагуров), нет. Но в книге они появились, а Н.С. Тяжелов её, конечно же, читал. Тем не менее, уже тогда стало ясно, что «золотым обозом» командовали именно Павел Половников и Хаджиоман Гетоев.

Год спустя В. Зырянов — местный житель и краевед, сам помнивший некоторые эпизоды того времени, проведя собственное расследование, собрав показания старожилов некоторых сёл, опубликовал в улётовской районной газете «Ленинское знамя» статью «По следам золотого обоза». Всё это отчасти позволило восстановить историю трагедии отряда. Объединив различные высказывания, удалось получить своеобразный «протокол», повествующий о тех событиях.

Почти стенограмма

Лоншаков: В бою под станцией Мациевской я (командир взвода 1-го Аргунского полка – авт.) был контужен… и был направлен в штаб фронта, а из штаба фронта… меня и Белякеевича направили в Читу, где мы были оставлены в охране Ревкома.…Товарищи С. Лазо, Д. Шилов и П. Журавлев стали отходить по железной дороге на восток, а наш отряд под командой Половникова и Гетоева должен был через Монголию пройти на соединение с Красной Армией…

Отряд из Читы уходил разрозненными группами, на лошадях, без продуктов, в дороге голодали.

Зырянов: По народной молве, отряд увозил золотой запас Читинского банка… Вслед за отрядом шла конная погоня, организованная белыми офицерами и казаками Титовской станицы. Для этого было мобилизовано мужское население до 40 лет.

В Доронинское, до прихода отряда с золотом, было доставлено распоряжение, чтобы доронинцы организовали засаду в Аблатуйском бору или на Запсанихе в 2 километрах от села. Винтовки и берданки в то время были у каждого. Группа доронинцев в 40-50 человек выехала на засаду в Запсаниху. Но, увидев большой отряд, двигающийся по речке Аблатуй, они вернулись и разошлись по домам. Казаки же села Чунгурук, следуя параллельно с отрядом по лесу, обстреляли его, но жертв не было ни с одной стороны.

В Доронинское отряд вошел 28 августа и сделал привал в нижнем конце села, чтобы отдохнуть и накормить лошадей. Но отдохнуть не удалось. По дороге в Новодоронинское впереди отряда показалась погоня, которая остановилась у ворот поскотины. Спешно отряд двинулся из Старого в Новодоронинское.

Расстояние, которое отделяло от казаков, было меньше километра. От отряда отделилось два всадника. Они подъехали вплотную к казакам, видимо, чтобы уговорить их прекратить преследование. Однако выстрелом в упор один из них был сражен на месте. Второй всадник повернул, – успел уйти на 150-200 метров, но под ним была убита лошадь. Подскочивший казак тут же зарубил его шашкой. Позже их захоронили у ворот поскотины.

В то время я жил в конце улицы на выезде из Новодоронинского к Горекацану. Помню, вместе со многими жителями мы вышли на улицу, чтобы посмотреть проезжающих… В центре отряда шла тяжело груженая телега, запряженная тройкой лошадей. Наверху всей поклажи был установлен пулемет… Отъехав от села на расстояние менее километра, красный отряд развернулся в цепь. Догонявшие прекратили стрельбу и скрылись.

Лоншаков: Когда стали выезжать из Стародоронинска, то на кладбище была засада, где убили моего товарища и мою лошадь, отряд наш засаду проскочил, а я остался в Стародоронинске, где меня казаки из села Старая Кука Петров и Жеребцов сильно избили, а потом нас троих – двух братьев из Стародоронинска Астафьевых и меня – доставили в с. Танга Улетовского района, где находился отряд юнкеров, прибывших со станции Могзон.

Зырянов: Понятно, что отряду с большим трудом удавалось отрываться от преследователей… По словам жителя села Аблатуй Степана Богомазова, отряд прибыл в Горекацан к вечеру того же дня (то есть 28 августа). Там он сделал короткий привал и двинулся дальше. По неизвестным причинам в Горекацане задержалось на ночь пять человек, а утром они были захвачены погоней и убиты.

В Николаевское отряд вошёл 29 августа рано утром. Погоня шла по пятам, и нужно было торопиться. Временами возникала перестрелка. За Николаевской поскотиной в перестрелке из отряда было убито 3 человека, и всего у Николаевского отряд потерял пять бойцов. У пойманных лошадей в переметных сумках казаки находили по 4 слитка золота.

Тяжелов: В верховьях Ингоды, в селе Танга, отряд взял проводника, который, оказавшись предателем, бежал и привёл большой белогвардейский отряд.

Зырянов: Известно также, что житель села Танга Кривоносенко взялся провести отряд, обманул и скрылся… Не встретив в Танге проводника, отряд спешно обеспечил себя путём закупа продуктов и двинулся дальше уже наугад. Не зная дороги, за селом Новосалия свернули не на Арей, а пошли по сенокосной дороге, которая упиралась в болото…

На день позднее в Доронинское прибыл на подводах пехотный отряд белочехов в количестве 150 человек, с офицерами в форме русской царской армии. Видимо, золото для них было сильной приманкой.

Тяжелов: Он (проводник-предатель) завёл отряд в болото в пади Малая Ректа, что за селом Танга, и бежал, а затем привёл отряд карателей под командованием томского капитана. Отряд красногвардейцев был разгромлен, золото попало к карателям.

Зырянов: Они (отряд белой пехоты) двинулись в верховья Ингоды, где и окружили красный обоз. В разгроме отряда участвовали казаки Титовской станицы. Так под Новосалией и погибли многие красные бойцы, а золото, по всей вероятности не полностью, попало в руки белочехов и казаков.

Находка его в Танге, конечно, не случайна. Видимо, некоторые из красногвардейцев, чувствуя, что от погони не уйти, могли либо сами спрятать ценности, либо поручить кому-нибудь из местных жителей. Об этом свидетельствует то, что в то время многих жителей села, через которое проходил отряд, подвергли допросам и порке, требуя сказать, где спрятано золото.

Карелов: …деревней, попарно, пешими вели раздетых до белья красных конников… допытывались у них о золоте: кто, где спрятал, и ни один не хотел сказать.

Только рябенький такой, его товарищи Федей звали, не снёс побоев и угроз, плюхнулся к хромовым сапогам офицера, выдав 26 фунтов (около одного килограмма – авт.), которые велено было спрятать, и тем купил себе жизнь, а остальных увели на станцию Ингода. Одного даже здесь, в деревне, на берегу озера (Тангинского) зарубили, уж очень горячо себя вёл, мадьяр по национальности.

Лоншаков: В Танге мы обнаружили, что выловлен весь наш отряд, более 100 человек. Нас всех разделили и связанных по рукам по два человека вывели к станции Ингода, где погрузили в столыпинские вагоны и этапировали на станцию Даурия в семёновские застенки, но, довезя до станции Карымская, наш состав вернули в г. Читу, где посадили нас в тюрьму

В изданной в Чите в 2003 году книге «Юго-западнее Читы» улётовский краевед Владимир Васильевич Пищугин добавил ещё несколько штрихов к картине тех событий:

«В Доронинске бойцы отряда, уставшие, многие с потёртыми ногами, покупали у жителей хлеб и после короткого привала двинулись в путь. А чуть позже через Аблатукан проследовали белочехи. Дальше, вплоть до Новосалии, между ними возникали перестрелки, пока у этого села не произошёл кровавый бой, и отряд был уничтожен, а оставшиеся бойцы вынуждены были скрыться в тайге…

Я слышал от стариков в 70-е годы, что эти люди не знали наших мест, пытались осенней порой на плоту сплыть вниз, выбраться из глухомани от враждебно настроенного населения. Но у отдельных сёл, стоящих на берегу, были из карабинов застрелены…

Помню, как-то в 1973 году в Танге пожилая женщина, не стесняясь моего присутствия, рассказывала, что один военный отстал от отряда, у него захромала лошадь, «так наши мужики его задавылы, а в коробку у него нашли пяску золота тай спичашной коробок».

Где-то в улётовской тайге…

Эти факты лишний раз подтверждают, что часть золота белым получить не удалось. Но кое-что они нашли. В Государственном архиве Забайкальского края хранятся интересные документы, которые удалось обнаружить Артёму Евстафьевичу Власову.

Так, в рапорте начальника 1-го района Читинской уездной милиции Н. Егорова 11 апреля 1919 года сообщалось:

«…домовладельцы селения Ново-Салийского Исаак Карелов и Агафон Косыгин, лично сознавшиеся, в октябре 1918 года с соседом Викулом Якушевским и жителями селения Дешуланского Осипом Кузьминым и Никитой Макаровым были на охоте в урочище Хангорай, где Кузьминым найден кусок золота, который там же разрублен на 2 части, из коих одна в 10 фунтов досталась Кузьмину и Макарову, а остальная – первым из них. Карелов, Косыгин и Якушевский придя в свое село свою часть золота разделили между собой…»

Затем они золото продали и в документе подробно перечисляется кому и за сколько.

А в рапорте этого же сотрудника милиции от 17 апреля 1919 года сообщалось, что 11 апреля старший милиционер Баранчук совместно с Крыжановским в селе Ново-Салийском под кучей навоза у Ильи Ивановича Кривошеева обнаружили один слиток 13 ½ фунта золота, который Крыжановский отправил с прапорщиком Моисеевым в Макковеево в штаб отряда, «откуда уведомления ещё не последовало».

Арестованные же комиссары и активисты советской власти свозились в Читу, где они попадали в руки печально известного семёновского контрразведчика Валяева, который осенью 1918 года имел отношение ко всем лицам, так или иначе соприкасающимся с читинским золотом и его тайнами.

17 сентября в Читинскую тюрьму явился прапорщик Жилин, один из подчинённых Валяева, с несколькими казаками. Он предъявил начальнику тюрьмы Григорьеву предписание председателя следственной комиссии при штабе начальника гарнизона читинских войск о немедленной передаче ему некоторых заключенных. Это было нарушением тюремных правил.

Начальник тюрьмы в связи с этим позвонил заместителю прокурора Малаховскому, который велел выполнять это требование. Однако Давыдов, Маклаков и Метелица отказались следовать за надзирателем. Вновь начались переговоры по телефонам. В итоге во 2-м часу ночи в тюрьму явилось около 40 вооружённых офицеров и казаков. Одни «вправили мозги» начальнику тюрьмы, другие без особых разговоров забрали из одиночек арестованных. Руководил этой «операцией» есаул Жлудовский.

Через валяевский «конвейер» были пропущены многие комиссары. Более того, атаман Семёнов требовал, чтобы все читинские комиссары, где бы их ни задерживали, доставлялись в Читу. Чего у них добивались на допросах? Явок? Если их везли из Благовещенска, Хабаровска, Владивостока… Зачем это было нужно Семенову? Информации о местном подполье и партизанах? Тоже вряд ли. Просто мстили? Возможно.

Но наиболее вероятно, что из них пытались выбить только одно, – где находится спрятанное золото. Эта информация представляла большую ценность. Не случайно, что лишь после задержания в Чите колчаковского золота была дана команда уничтожить всех ещё оставшихся в живых комиссаров. Многие же были расстреляны гораздо раньше. Так, Гетоева расстреляли в Чите 13 ноября 1918 года. Он и другие бойцы его отряда унесли с собой в могилу тайну «золотого обоза».

Часть слитков и монет «золотого обоза» вероятно всё ещё спрятана в тайге в Улётовском районе или в одном из местных озер (расположенное рядом с Тангой отпадает, уже очень там всё на виду).

В этой давней истории и сегодня вопросов всё ещё больше, чем ответов.