КЛАДОИСКАТЕЛЬСТВО – ИНДУСТРИЯ ОБОГАЩЕНИЯ

Во всем мире поиск сокровищ постепенно превращается в мощную отрасль индустрии обогащения. Причем обогащаются не обязательно сами искатели приключений. По данным Британского музея, 99 процентов всех археологических находок совершаются любителями.

Обычно на поиски отправляются во время отпусков, и некоторые занимаются этим вполне профессионально. В первую очередь это касается подъема драгоценностей со дна морей и океанов. По некоторым оценкам, сейчас под водой лежит более трех миллионов затонувших кораблей. Этот бизнес за границей поставлен на весьма солидную основу. Там создаются акционерные общества для накопления капитала, необходимого при проведении глубоководных работ. Цены на акции таких компаний, вопреки здравому смыслу, стремительно взлетели после выхода на экран фильма о знаменитом «Титанике».

Очень неплохо организован и поиск подземных сокровищ. Не беда, если бабушка не оставила вам пожелтевшего пергамента или не припрятала фамильные алмазы в канализационной трубе. И пергамент, и даже дом «с привидениями» на Западе можно приобрести в специализированных агентствах. Там же вас обеспечат металлодетектором и даже проводником для охоты за сокровищами майя. И даже предоставят адвоката-специалиста для легализации ваших находок. Правда, вопрос с легализацией до сих пор еще остается наиболее болезненным в этом увлекательном деле. Практически все страны приняли свои собственные законодательства по этому поводу, однако теперь охотники за сокровищами, не признающие ни географических, ни политических границ, требуют их унификации. Причем археологи (там, на Западе), которые раньше категорически возражали против участия любителей в поисках, сменили гнев на милость и просто требуют оформления соответствующих заявок на проведение изыскательских работ и даже принимают участие в самодеятельных экспедициях. То есть вместо попыток запретить решено подобные «мероприятия» возглавить.

Наиболее освоены кладоискателями территории Англии, побережья Флориды и Южной Африки. А сейчас на Западе все чаще раздаются голоса о том, что самый грандиозный клад нужно искать где-то в славянских степях. Речь идет, например, о месте гибели Чингисхана, которого погребли (как поговаривают на о. Ольхон) вместе с немыслимым количеством драгоценностей, а всех свидетелей похоронной процессии казнили, чтобы навеки скрыть место захоронения.

Сведущие люди считают, что через руки искателей проходит во много раз больше находок, чем через руки ученых. Ушли в прошлое времена одиночек – фанатиков, тайных охотников за кладами. Нынешние добытчики зачастую действуют совершенно открыто, не подпуская к своим раскопкам археологов. У них есть все: организационные структуры, квалифицированные специалисты-консультанты, самая современная поисковая техника, транспорт, огнестрельное оружие. Находки главным образом переправляются за рубеж и регулярно выставляются на международных аукционах. По прикидкам сотрудников одного из наших местных музеев, только из Крыма вывезено археологических ценностей минимум на 50–60 миллионов долларов. Одна орлиноголовая пряжка из готского могильника тянет на сумму в две тысячи долларов, а в склепах их были сотни.

Милиция почти не вмешивается в эти дела, ссылаясь на отсутствие средств и малочисленность штатов. Но даже в тех редких случаях, когда браконьеры все-таки попадают в милицейские сети, они остаются безнаказанными.

...В одну из летних крымских ночей милицейский патруль заметил выбивавшийся из-под земли свет фонаря и задержал двух браконьеров, орудовавших в склепе.

«Исследователи» успели добыть в ту ночь 182 предмета из серебра и бронзы. В том числе несколько великолепных украшенных гранатами и агатами орлиноголовых пряжек с боевых поясов готских воинов. Против браконьеров было возбуждено уголовное дело, но спустя несколько недель закрыто за отсутствием состава преступления. Почему? Ведь по законодательству все клады принадлежат государству. Здесь же грабители были задержаны прямо на месте преступления. Замордованный текучкой старший следователь Ялтинского управления милиции устало объяснил: «Для ведения уголовного дела необходимо знать стоимость находки». Я обратился в краеведческий музей, но там денежный эквивалент ценности установить не смогли. Говорят, нет для этого ни каталогов, ни методик.

Не только Крым переживает эпидемию археологического браконьерства. Самолеты местных рейсов ходят на небольшой высоте. И пассажир, пролетающий над южными украинскими степями, легко заметит многочисленные следы грабительской деятельности на скифских курганах.

В Москве достаточно зайти на «Вернисаж» – антикварно-художественную толкучку в Измайлове. Здесь вам из-под полы, а то и в открытую предложат самые разнообразные изделия древних ремесленников и ювелиров. Откуда все это берется? Не иначе как из подмосковных древних курганов и городищ.

Подобные толкучки с аналогичным набором товаров существуют почти во всех крупных городах страны. Но эта «розничная продажа» отнюдь не главный путь реализации археологических ценностей. Основная их часть по налаженным каналам навсегда покидает страну и реализуется на Западе и за океаном. На постсоветском пространстве еще не сложился подпольный археологический рынок. Большинство «новых русских» (украинцев, грузин, казахов) еще не доросли до того, чтобы вкладывать деньги в бесцельное, с их точки зрения, коллекционирование. Музеям же едва-едва хватает средств на нищенское существование. Другое дело за рубежом, где спрос на все экзотическое очень высок. А большинство древних народов, обитавших на территории бывшего СССР, имели очень самобытную материальную культуру, аналогов которой на Западе нет и в помине.

Разумеется, и раньше достояние наше уплывало из страны. Иногда это происходило самым что ни на есть официальным путем. Например, многие советские лидеры очень любили одаривать титулованных и облеченных властью зарубежных визитеров произведениями древнего искусства из государственных музейных коллекций. В более ранние времена заезжие иностранные купцы и коммерсанты, понимая истинную ценность древних вещей, скупали их за бесценок у кладоискателей. Тогда еще не было достаточно жестких законов, преследующих разбазаривание национального достояния. Сейчас закон есть. Но, к сожалению, он ставит весьма ненадежный заслон.

Только за год таможня станции Чоп на границе со Словакией конфисковала и передала национальному музею Украины почти 1500 предметов, представляющих историческую и культурную ценность. Общей стоимостью около двух миллионов долларов. А ведь задерживается малая толика вывозимого за рубеж. Эта цифра позволяет представить себе подлинные масштабы контрабанды.

* * *

Хотите знать, как работают профессиональные гробокопатели, асы черной археологии? Французская журналистка Клод Малуа взяла интервью у одного из них.

Он даже симпатичен, этот человек, избравший своей профессией столь экзотическое и опасное ремесло грабителя могил. Подвижное, загорелое лицо покрыто густой сетью морщин («Солнце. Проклятое солнце!» – улыбается он), голубые с прищуром глаза. Вернье совсем недавно вернулся в Париж.

– Что вы делаете в Париже?

– Продаю то, что я там нашел. Мои покупатели – это спекулянты, прежде всего антиквары. Я знаю их, они – меня.

«Там» – это Бокас дель Торо, район на границе Панамы и Коста-Рики, где под покровом тропических джунглей одни лишь ядовитые гады, ягуары и оцелоты. Редко кто осмеливается проникнуть в этот затерянный район, который невозможно найти на карте, и те, кто туда попадал, быстро исчезали в сельве.

– На всем свете существует всего десять – пятнадцать человек, которые знают о Бокас дель Торо.

– Вы думаете вернуться туда?

– Разумеется.

Рано или поздно, так же как и два его приятеля-«могильщика» Федерико и Фаустино, отправившихся на поиски сокровищ (один погиб от укуса страшной жарараки, другого разорвал ягуар), этот человек найдет свою собственную могилу в Бокас дель Торо.

– Вы заявляете властям о найденных вами сокровищах?

Он посмотрел на меня с изумлением.

– Насколько я знаю, такие люди, как я, не состоят в списках налогоплательщиков.

Проходить каждый день по двенадцать часов, часто сутками находиться без еды, спать на земле под дождем или в давящей тишине тропической ночи, которую на части разрывает рев ягуара... Только чтобы стать богатым?

Вернье поднялся, подошел к темному, красного дерева бюро, вытащил небольшую картонную коробку.

– Смотрите.

Перед моими глазами калейдоскоп украшений, золотых крабов, сосудиков, разрисованных орнаментами из птиц, змей, пауков, ящериц (будто вся фауна сельвы собралась на них), фигурки, кольца, резные драгоценные камни. Находки, которые сделали бы честь любому археологическому музею мира. Думали ли индейские жрецы и полководцы, что в их украшениях будут красоваться какая-нибудь богатая баварская бюргерша или голливудская кинозвезда... От такого количества золота зарябило в глазах. Даже на неискушенный взгляд стоимость этой коллекции исчислялась в несколько сотен тысяч долларов...

Из задумчивости меня вернул голос хозяина квартиры:

– Ну как? Нравится? Теперь вы понимаете меня?

– Вы фотографируете раскопки?

– Конечно, некоторые мои тщеславные или недоверчивые клиенты требуют «вещественных доказательств». Боятся подделки... – В его словах прозвучала насмешка. – Вот одна из фотографий, правда, для того чтобы ее сделать, я мог бы далеко не ездить...

Лопата в руке, грязная сырая рубаха, баскский берет на голове (по словам хозяина, он лучше всего защищает от солнца), обросший, постаревший... Да, сомнений быть не могло, снимок сделан в Бокас дель Торо.

– Сколько европейцев занимается вашим ремеслом?

– По-моему, в наших краях – я один. По крайней мере, – он криво усмехнулся, – мне бы так хотелось.

– У вас есть сын, не думаете ли вы, что и он когда-нибудь займется вашим ремеслом?

– Рано. Ему всего двенадцать лет, а «уакеро» (так у нас зовут людей моего дела: «уака» – могила, значит – «могильщик») – вовсе уж не такая легкая профессия. Но она сделает из мальчика мужчину... Впрочем, ему надо учиться. Наша профессия требует немало знаний в истории, археологии, этнографии. (У моего собеседника за плечами два высших образования – Кембридж и Сорбонна.)

– Давно вы стали «профи»?

– С 1989 года. Тогда мне было 27 лет. Я путешествовал по Центральной Америке, делал пометки в дорожном блокноте, хотел написать книгу. Именно тогда я понял, в чем мое призвание. Добывать золото! Это слово витало в воздухе, когда я разговаривал с индейцами под Копаном, в Паленке, Ушмале, повсюду... Оно и здесь, в этой комнате, в каждом ее углу, в большой картонной коробке с драгоценностями.

– В каждой могиле вы находите золото?

– Нет. Бывает, что иной раз работаешь неделями, как вол, и ничего не находишь. В прошлом году, например, я работал в компании двух сыновей старого Хартмана. Открыли две могилы: в своей они нашли много утвари и украшений, даже золотого орла весом в полкилограмма. Это было великолепное украшение стоимостью примерно 150 тысяч долларов. Я же ничего не нашел...

– Очевидно, в таких случаях удачу и неудачу вы делите поровну?

– Никогда! Наш девиз – каждый за себя! Кооперирование – политическое слово, и его не существует в словаре «профи»...

Вернье редко отправляется на поиски археологических сокровищ с компаньонами, чаще всего он работает один – ждет, когда подрастет сын.

– Так проще, не нужно заботиться, если кого-то укусила змея... К тому же каждый компаньон – конкурент, а в джунглях, вы сами понимаете, это к добру не приводит...