Был неуютно пасмурный день начала сентября, когда погода уже стала прохладной, но осень ещё не покрыла золотом леса и поля. Резкий ветер и мелкие крупинки дождя заставляли людей учить зубы - плясать кастаньету, а голову всё более вжиматься в плечи. Я смотрел за мерзнущими людьми, идущими по  набережной, из окна маленького уютного кафе, которые щедро рассыпаны вдоль Лиственичной пристани. Обжигающий чай с коньяком, помогал мне согреться после прогулки на подъёмнике. Мысли стали обретать ясность и теперь я уже не жалел о неожиданно испортившийся погоде в единственный день, когда планировалась поездка на Байкал. В конце концов – нельзя жалеть о том что ты уже не в силах изменить. Я заказал кофе и коньяк и принялся рассматривать пожелтевший листочек прилипший к окну, и тут за спиной раздался голос «Разрешите присесть?», вроде бы обычная просьба, но почему-то это  заставило меня вздрогнуть. Наверное сыграл момент неожиданности. На его вопрос я кивнул головой и принялся за свой заказ, исподтишка рассматривая своего соседа. Это был мужчина, так сказать, в самом расцвете сил, суровый взгляд и обветренное лицо выдавали в нём человека разменивающего пятый десяток. Крепкого, но несколько тощего телосложения. Мой гость был одет в дорогой костюм тройку, а его мокрый плащ уже болтался на вешалке. Заказав тоже что и я гость принялся рассматривать меня, через две минуты изучения, когда стало совсем неловко, он спросил:

- Вы, молодой человек, верно, отдыхать сюда приехали?

- Ну да, только вот погода, как видите, немного подкачала. А так ничего я и здесь неплохо отдыхаю. Тут шикарный вид с нашего балкона. А вы, тоже отдыхать?

- Да я так, по делам приехал, а человек с которым планировал встретиться неожиданно в Посольский монастырь уехал. Не догонять же его. Вот и решил прогуляться, отдохнуть немного от городской суеты.

Тут он замолчал, а я не нашёлся что ответить. Тут бы казалось разговор исчерпан, но он неожиданно предложил

- А хотите, я расскажу вам легенду о байкальских пиратах?

- Здесь разве были пираты? – удивился я. – Это же не Карибское море.

- Просто их никто пиратами не называл. Не родилось в Сибири своего Стивенсона или Эксвемелина, вот и практически никто и не знает. А они были. Простите забыл представиться – Николай Егорович.

Я назвал своё имя и Николай Егорович поведал мне историю, которую я передам Вам от перевого лица:

… Шел 179..год. Осень. Кандальники шли звеня цепями по тракту на Нерчинск. Медленно перебирая ногами мы брели, точнее нас вели, из Иркутска до Мот, где был острог и бараки. Сердце заходилось от обиды – попасться на самом глупом! Больно нам нужен был тот купчишко, который поднял своим криком всех кто был ночью в Иркутском адмиралтействе. Ведь мы пропивали в кабаке, то - что оставалось от прошлого налёта на вереницу почтовых возков. А тут Черкаш возьми и предложи пощипать припозднившегося купца, да ещё когда караульные прибежали Черкаш лёг спать, а ведь он единственный у кого были с собой пистолеты!

- Черкаш, худой ты человек. Из - за тебя мы все пропали.

- И это говорит мне парубок, который сызмальства с лихими людьми на дорогах душегубствовал?  Ты вспомни сколько тебе годков – у тебя вся жизнь впереди. Не боись, что-нибудь придумаем – надо весело жить, на кураже! Не будем мы гнить на рудниках!

Но несмотря на весёлый настрой Черкаша, перспектива просматривалась невесёлая: я, как самый молодой, получил десять лет каторжных работ, а остальные – вечное заключение. Так и помимо этого, ходят слухи средь каторжан, что редко кто проживает больше пяти лет на руднике. Но всё же хочется верить что я выживу на руднике и через десяток лет, когда мне будет тридцать, я буду гулять в хитровском кабаке «Каторга», что в старой столице, про который мне так красочно рассказывал Близна[1], которого рубанул шашкой забайкальский казак неизвестно что делавший той роковой ночью близ адмиралтейства – оставив ему на память новое имя и рубец тянувшийся от уха до подбородка. Может быть даже котом[2] в Москве заделаюсь. А что и молодки и деньги, гуляй себе…

Впереди показалась маковка церкви, каторжники загудели – ведь говорили что до мотского острога день идти, а тут и пол дня не прошло. Казакам гул не понравился и засвистели нагайки, а сотник выкрикнул:

- Це Веденский монастырь, душегубы, до Мот ещё ой как топать!

Гул прекратился. Вновь стало слышно как шаркают босые ноги и звенят тихонечко цепи на руках. Мимо поплыла деревня, то ли Веденьщина, то ли Баклаши , а может и обе вместе. На улицу стали выходить сердобольные старухи крестя проходящих и суя им тайком куски хлеба и калачи за пазухи. Конвойные казаки видели это, но не мешали – традиция. К Черкашу метнулась баба с калачом, и он её узнал.

- Марфа, будь здорова ты и твои дети. Как Малай, работает ещё?

- И ты будь здоров Черкашик. Муж мой более фартовый чем ты – ведь это ты идёшь в кандалах, а он как приличный деловой сегодня из Иркутска приплывёт, при деньгах от удачной продажи товара.

- Значит всё так же бурят щиплет? Я кстати вашего сына мельком на тюрьме видел, поговаривают что он с лихими в бараке подрался и нету больше его.

Баба охнула – « Как нету?»  И завыла во весь голос. Черкашу и мне тут же досталось нагайки, а бабу вытолкнули из колонны.

- Черкаш, кто это был?

- Подельничка моего жинка. Уже старик, а всё братский народ грабит. Недалеко тут живут – в Мотах.

Под вечер мы пришли в Моты. Острог с бараками находился на другой стороне узкой, но ледяной и глубокой речушки «Каторжанки», на которой мы с удовольствием помылись, пока другие ставили мост, сорванный наводнением. А ночью в барак забрался паренёк и разбудил Черкаша. Они о чём-то долго шептались, иногда показывая пальцами на меня, и тихонечко звенели цепями. Но я настолько устал, что если бы в этот момент настал судный день, то я бы его постарался проспать. Утром меня толкнул Близна – «Бежим!». Я ничего не смог понять: как оказался откован от общей цепи, почему всё в дыму и где Черкаш.  В сонной голове мысли никак  не хотели приобретать ясность. На улице раздавались выстрелы и крики. Мы выбежали в пролом в стене и кинулись в сторону леса.

- Куда?! - заорал яростно казак, голый по пояс, но с ружьём в руке из которого вился дымок. и кинулся на меня. Тут откуда ни возьмись появился Сохатый и ударом в грудь сбил с ног нападавшего на меня казака. Мы помчались дальше.

Это был организованный побег, это я понял наверняка. Но куда делся наш вожак – Черкаш и что нам делать дальше?

- Сахатый, а где Черкаш и что же, черт возьми, произошло?

- Да я и сам толком не знаю. Утром меня Черкаш разбудил, показал мертвого якута – Уму, сказал что он доносчик. И передал, чтоб я присматривал за тобой, пока мы не встретимся с Малаем в зимовье вверх по Иркуту.

День выдался тяжёлым, сильно хотелось есть, ведь вчерашний ужин состоял из миски жидкой похлёбки и того хлеба который дали каторжникам близ Введенского монастыря, а до зимовья мы дошли только к вечеру. В зимовье мы встретились с Черкашём  и Малаем. И мне рассказали как мы очутились на воле:

Оказывается, Малай когда вернулся из города узнал от своей жены, что Черкаша со товарищами поймали и ведут через Моты на Нерчинские рудники. А так как Малай был старшим среди деловых людей этой лихой деревушки, он подготовил план побега. Утром лихие должны были стрельнуть из пищали по стене барака и поддерживать ружейную перестрелку, пока из барака не выбежит как можно больше каторжников. А ночью, через дыру для дыма в крыше барака, пробрался младший сын Малая, и предупредил Черкаша о побеге и заодно открыл большинство замков на цепях. Открыл бы все, но погоду попортил якут Ума, который пытался позвать стражников, благо он не успел это сделать, но драгоценное время украл.

С этого момента у меня началась новая жизнь. За нами погони не было, ведь из барака с нами  ушло десять человек. Остальные пятьдесят разбежались кто куда, поймали их или нет мы не слышали. Но ещё долго ходили байки про мотский побег. Мы же ушли на Байкал с деловыми Малая. Сам же старик, остался в Мотах, заниматься старым ремеслом вместе с детьми. У властей он был на хорошем счету, чему наверняка поспособствовали щедрые посулы старика, на каждый праздник, всем кто имел хоть небольшую власть.

Наши дела становились лучше. Прейдя в село Култушное, обзавелись лодками и переправились на другой берег. Байкалки[3]оказались гораздо быстрее и манёвренней казённых и купеческих галиотов и ботов, которые стали теперь нашей частой добычей. Ярмарки в прибрежных деревушках, тоже не остались без нашего внимания – мы прогуливали на них награбленное. Соблазн грабануть здесь был велик, но мы помнили о печальном опыте в Иркутске. Мы нашли базу, близ Чертовкинского сора - она была идеальна: Большой и обрывистый утёс на берегу, полоска песка отделяющая скалу от моря была такой узкой, что передвигаться по ней приходилось по одному, а во время штормов её заливало. На вершину утёса вела всего одна тропинка и то настолько крутая, что можно было не бояться, что кто-то сможет подойти незамеченным, и укрываясь за камнями наверху можно было легко сшибать нападающих выстрелами. На вершине мы поставили широкое зимовьё, где отдыхали или прятались. Там же мы обнаружили пещеру, которой пользовались как сейфом, разбирая и заново укладывая фальшивую стенку. Ведь каждому из нас было на что копить. Мы с Близной хотели уехать в Москву и стать котами, Черкаш хотел ехать в Америку и уговаривал меня ехать с ним, Сахатый же хотел стать крупным рыбопромышленником здесь, и вообще у каждого была мечта и каждый на неё копил. Закон сейфа охранялся свято. Во первых, сейф вскрывается в присутствии всех ( а нас всегда было около 15 человек), в сейфе хранятся только золото и серебро ( а ассигнации мы безжалостно пропивали по портовым кабакам), деньги погибшего товарища либо идут по завещанию, либо делятся поровну, и самый главный закон – укравшему – смерть.

Было много весёлых моментов, например как проплывали мимо Иркуска и обстреляли из маленьких пушек адмиралтейство или как выпускали купцов голыми на какой-нибудь пристани. Однажды захватив почтовую лодку мы обнаружили в ней четыре мешка серебряной монеты и мешок золотой, которые предназначались для Кяхтинской ярмарки. Нашей повседневной одеждой стали шелка, мы могли позволить себе иметь новые сапоги хоть каждый день.  И это продолжалось, без малого пять лет, но в один день удача покинула нас.

Мы шли на трёх лодках и вдруг налетел шторм. В итоге к базе подошли только две лодки. Черкаш, вместе с четырьмя нашими товарищами бесследно исчез. На третий день поисков мы решили, что их поглотило море. Верховодство над нами взял Сахатый. Но в силу небогатого ума, он нарушил один из запретов и предпринял попытку ограбить Посольский монастырь. У стен монастыря состоялось сражение казачьего караула и нас – в итоге Сахатый лишился головы, а я отделался отсеченными пальцами на правой руке. Наши лодки разбили картечью из пушек монастыря и мы с позором сбежали в лес. Потери наши составили шесть человек, нас осталось четверо. По возвращении на базу, мы долго не смогли выбрать нового вожака. Ведь мы выбирали Близну, но он отказывался и заливался хлебным вином, коего у нас было много в запасе. Два дня мы не высовывали нос из своей конуры и вот на третий день мы дождались беды – утёс со всех сторон обступил казачий отряд человек в сто.  Мы понимали, что мы личности известные настолько, что дело не дойдёт до суда – нас повесят сразу и мы решили сражаться до последнего. На призывы о добровольной сдаче – мы вытолкнули Ефима, который предложил сдаться, да так ловко вытолкнули, что он красиво пролетев упал сразу на двух верховых, разбившись сам и сломав шею одному из казаков. У нас было достаточно оружия на троих, мы стреляли из безопасного укрытия, по идеально видимым целям, но не учли мы одного – при казаках была артиллерия. Через пять минут перестрелки наш утёс превратился в огненный ад … Я успел усмехнуться: казаки суда точно не полезут, а если всё-таки сунуться, то вовек не найдут фальшстену за которой богатства -  тогда кто ж поделит последнее наследство…

Летом 1801г. забайкальский казачий отряд под предводительством сотника Васильева, разгромил разбойничью шайку Черкаша, наводившую ужас на байкальских мореходов, рыбаков и прибрежных жителей, а так же предпринявших попытку нападения на Посольский монастырь и Иркутское адмиралтейство…

- Ну вот как-то так. Теперь стоит где-то пещерка, забитая золотом и серебром, и поговаривают что её охраняют погибшие пираты. Вот только знать бы где.

- Николай Егорыч, вы думаете там так много золота и серебра?

- По данным которые я собрал – золота около двух пудов, ну то есть около 32 килограмм, а серебра от десяти пудов до восемнадцати.

- И вы хотите сказать, что до сих пор ничего не нашли? Сейчас же техника, архивы…

- Молодой человек. Техника, архивы – это конечно важно. Но наиболее важно знать где это и чьё это. И только тот кто уверен что это богатство его - сможет взять золото и серебро.

Мы расходились уже под вечер. Захватывающий рассказ под хороший коньяк произвёл на меня сильное впечатление. Но всё же возвращаясь домой на такси я задремал и последней мыслью было: « Кому же достанется последнее наследство…»