По предварительной оценке, клад потянул на 3 млн. 270 тыс. 693 золотых рубля
Тщательно подшитые документы, архивные справки – обветшавшие странички истории государства российского. Полузабытые, а порой и вовсе не знакомые имена. Почти немыслимые ситуации — прекрасная основа для авантюрно-приключенческих романов. Таким лет 20 назад предстало передо мной наше прошлое. Сотрудники областного Управления ФСБ извлекли тогда из своих анналов и предложили для ознакомления 3-томное дело о царских сокровищах. Тех сокровищах, что попытались сберечь и сохранить (порой весьма успешно) для «настоящей» власти люди, которых принято почему-то называть простыми.
История первая. Миллион терзаний
Накануне запланированного путешествия из Тобольска в Екатеринбург камердинерцарской семьиТерентий Чемодуров передал монастырской игуменье Дружининой увесистый пакет. Передал не лично в руки, а через монашку Марфу Ужинцеву, которая носила самодержавным узникам свежие яйца, конфеты, пирожные… Марфа Андреевна пакет не разворачивала, но прощупала. Показалось ей, что спрятаны там головные украшения, нагрудная звезда, ну и так далее. Перечислять все на случившемся спустя годы допросе смысла не имело. Ясно же, царская семья «какую-нибудь ерунду» не наденет.
В общем, женский монастырь оставался до самого 1923 года более или менее надежным хранилищем ценностей. В 1923-м волеизъявлением новой, агрессивно безбожной власти его закрыли. Арестованная игуменья умерла в заключении. Но перед смертью успела рассказать Ужинцевой, где и что зарыто. Не просто рассказать – передать охранные полномочия.
В монастыре, кстати, отмечают чекисты, как и повсюду в стране, царил «антагонизм». И это было кое-кому весьма на руку. Потому что не без помощи тех же монашек уполномоченные искатели нашли огромное количество любопытных вещиц. Среди них – принадлежавшие царской семье посуда, белье, письма… А еще ходили упорные слухи о некоем ожерелье царицы.
Но Марфа Ужинцева пока что в тюрьме. И в терзаниях. Ее главная забота теперь – все тот же пакет, обмотанный полотенцем и спущенный в колодец на монастырском огороде. Как-то еще скажется холодная колодезная вода на великих ценностях?
Едва выпущенная через 18 дней на свободу, бросилась монашка к тайнику и зарыла извлеченный сверток на монастырском кладбище. Место, впрочем, надежным не казалось. Мучила мысль: вдруг кто-нибудь наткнется, украдет… Что тогда? Сон пропал, аппетит. Измучившись окончательно, она то ли в 1924-м, то ли годом позже решила выбросить все в Иртыш. С глаз долой – из сердца вон. Решила… но смелости не хватило. В последний момент поведала тайну бывшему тобольскому рыбопромышленнику Василию Корнилову, у которого случалось домовничать, по хозяйству помогать.
Вот уж кто перепугался не на шутку. «Ты что, – буквально подскочил на месте собеседник, – установится же когда-нибудь в России настоящая власть. Неровен час придется за сокровищами в Иртыш нырять».
И так плохо, и этак. Василий Михайлович – тоже не орел: выбрасывать ценности не велит, но и у себя прятать не хочет. Уж как она его просила, как уговаривала. Уговорила все же. Пообещал – спрячет временно. С души прямо камень упал. Принесла все в стеклянных банках и туесах. В подполе зарыли. Правда, Корнилов вскоре стал требовать – забери, дескать. А куда?
В 1928-м это случилось. Корнилов собрался в Свердловск – работу себе подыскал: счетоводом на фабрике. Семью перевез. А в доме поселились другие люди. Даже милиционер жил. Марфа Андреевна ходила вокруг да около, нервничала. Особенно на душе муторно было, когда Иртыш разливался, двор подтоплял.
Вновь арестованная в конце 1931-го, она быстро во всем призналась. Только путалась поначалу в указании точного места хранения. То ли вправду забыла, то ли, надеясь на чудо, посчитала чекистов доверчивее, чем они были. А может, оттягивала решение собственной участи.
Корнилов, доставленный в Тобольск, вовсе запираться не стал. Две стеклянные банки, уложенные в деревянные кадушки, были извлечены на свет белый. По предварительной оценке, клад потянул на 3 млн. 270 тыс. 693 золотых рубля.
